Энн взяла у девочки кровь на анализ, а затем направила Эльвиру на рентген. Покончив с предварительными процедурами, Энн отыскала дежурного врача Джину Браун.
— Пятилетняя девочка, — сообщила она. — Мне кажется, у нее гематома. Боюсь, состояние больной внушает опасения.
— Вы послали ее на рентген?
— Конечно, — с легким раздражением подтвердила Энн.
— Ладно, пойду сама на нее погляжу. А вы пока предупредите анестезиолога и распорядитесь, чтобы подготовили операционную. Ее родители не хотят поговорить со мной?
— Здесь ее дядя. Только он вряд ли захочет с кем-либо разговаривать.
— Ну как вам это понравится! Что ж, нам все равно потребуется его подпись под согласием на операцию.
— Джина, — попросила Энн, — а можно мне посмотреть на операцию?
Та на мгновение задумалась, а потом согласно кивнула.
— Почему бы и нет? Приходите, если найдется время.
В черепе и впрямь обнаружилась еле видимая трещина. Между костной тканью и мозговыми оболочками скопилась кровь. Гематома давила на мозг, что и обуславливало частичный паралич.
— Да, гематому надо удалить, и поскорее, — решила Джина.
Энн тут же отправилась к дяде маленькой пациентки, чтобы получить согласие на хирургическое вмешательство. Тот по-прежнему находился в палате племянницы, но по всему было видно — мечтает лишь об одном: наконец уйти отсюда. Энн попробовала было объяснить ему степень серьезности травмы Эльвиры, что они собираются предпринять и какие могут быть осложнения, но дядя и слушать не захотел.
— Это ваши проблемы, — отмахнулся он.
— Неужели вы даже не подождете, пока закончится операция? — изумилась Энн.
— Глупости. Я позвоню завтра и все узнаю. Я, видите ли, деловой человек.
— Теперь остается только ждать и надеяться на лучшее, — заметила Джина, выходя из операционной. — Но мне кажется, мы вмешались прежде, чем давление на мозг привело к серьезным осложнениям. Я зайду посмотреть на нее завтра.
Энн кивнула и погрузилась в раздумья о маленькой пациентке. Скоро Эльвира проснется и окажется одна в незнакомом месте, среди иностранцев, говорящих на чужом для нее языке. И вокруг ни единого дружеского лица, некому ни утешить, ни успокоить. Что за свинья этот дядюшка!
— А кто у нас переводчик с испанского? — спросила она у Чарити.
В больнице лечилось много ребятишек-иностранцев, не все из них говорили по-английски. Поэтому врачам постоянно приходилось прибегать к услугам переводчиков. Иногда переводил кто-нибудь из служащих, а иногда приходилось звать кого-то со стороны.
— Одна медсестра из ортопедического отделения, — ответила Чарити. — Посмотри, может сейчас как раз ее смена.
В таких ситуациях сотрудники других отделений всегда приходили на помощь. Договорившись с медсестрой-испанкой, Энн облегченно вздохнула. Теперь, когда Эльвира проснется, рядом с ней будет по крайней мере человек, с кем она сможет говорить.
Энн с нетерпением ожидала субботнего вечера. Ну и что, что она пойдет на концерт одна. Это еще не повод, чтобы махнуть рукой на свою внешность. Сегодня она будет выглядеть просто великолепно! Приняв такое решение, Энн взялась за дело всерьез. Сначала приняла теплый душ, чтобы снять напряжение и усталость рабочей недели, затем провела добрый час за макияжем. Завершением сборов стало новое платье, купленное пару недель назад. Перед выходом из дома она последний раз взглянула в зеркало и осталась собой довольна.
Побродив немного среди толпы нарядно одетых людей в фойе, Энн решила отыскать свое место в зрительном зале. Ее соседом оказался высокий элегантный мужчина в вечернем костюме. Сначала она не обратила на него особого внимания. Но вдруг мужчина повернулся… и Энн так и застыла на месте.
— Добрый вечер, — поздоровался Стэн, протягивая ей коробочку. — Я принес вам конфеты — дань традициям.
— Что вы здесь делаете? — прошипела молодая женщина не в силах сдержать негодования.
— Ну, как и все. Пришел послушать певицу.
— И полагаю, исключительно по чистой случайности ваше место оказалось рядом с моим, да?
На лице Стэна не отразилось ни тени раскаяния.
— Не совсем… Просто мне как раз случилось подойти к телефону, когда вам звонили из билетной кассы. Выяснилось, что освободилось два места рядом. Одно из них предназначалось вам. На него я, естественно, посягать не решился, зато второе взял с удовольствием.
— А почему мне не сказали?
— Вдруг бы вы передумали, — охотно пояснил нахал. — А так я заполучил вас в компанию по крайней мере до конца первого отделения.
— Да вы просто преследуете меня!
— И не думаю. Просто я обнаружил, что наши интересы хоть в чем-то совпадают. Мне тоже нравится эта певица, у меня есть все ее пластинки, А после концерта я поведу вас ужинать и вы наконец поведаете, почему шарахаетесь от меня.
— Ужинать с вами! Да я скорее…
— Тсс. Начинается.
Он оказался прав — люстры медленно погасли, шум голосов в зале стих, зазвучала тихая музыка. Узкий луч высветил на погруженной во мрак сцене тонкую фигурку. Раздались аплодисменты, сначала робкие, затем все более сильные — и вдруг стихли как по команде.
Эта певица — одна из немногих — пела так, что разобрать можно было каждое слово. И не зря — в ее балладах смысл был так же важен, как и мелодия. Энн погрузилась в призрачный, меланхоличный мир, мир потерянной любви и горьких воспоминаний. Эта музыка как нельзя более подходила ей под настроение. В короткой паузе между двумя песнями она украдкой взглянула на соседа, но тот ничего не заметил. Похоже, магия музыки увлекла его не меньше, чем Энн.